Талант,дарованный природой
и отчеканенный трудом,
рождает новые рекорды
всегда на поприще любом.
"Я помню чудное мгновение..."
Великолепные стихи
создали труд и вдохновение
нетленной пушкинской строки.
Просветит гений.Единица
среди миллионов.Но она
из Менделевской таблицы,
как Солнце,каждому видна.
Талант и труд всегда готовы
поднять всё выше планку вех.
Воспрянул гений Королева,
и в Космос вышел Человек !

 

Пить иль не пить -
что за вопрос?
Пить, чтобы жить, -
вопроса гвоздь.
Зовут на свадьбу,
нагрянет гость.
Не перебрать бы? -
вопрос не прост.
Мы - предков детки.
Как ни как,
любили предки
ходить в кабак.
Похмелялись
с утра рассолом.
Всё закреплялось
в хромосомах.
Бытует мнение:
порой охота
снять напряжение
после работы.
Где день рождения
отметить друга,
что при безденежье
отчасти туго?
В "Национале"
интуристы,
в сметане-"нале"
капиталисты.
А в "Метрополь"?
"Чего изволь",
Швейцар в ливрее -
замком у двери.
Крякнул круто:
"Здесь на валюту!"
На ресторанке
ставим крест.
В руках по "банке"
идём в подъезд,
где мирно, тихо
и полумгла.
Там пьём мы лихо
из горла
свежак - кефир
и молоко.
Закусь - зефир.
Живём легко!

ДВУСТРОЧИЯ О ЖИЗНИ

Пропьянствовав с десяток дней, медведь храпит,
не ведая, что лес вокруг горит.

Под радостный волков, волчиц, гиен, шакалов вой
стада овец, баранов, коз, козлов идут покорно на убой.

Свободен тот, кто в горе и в беде поймёт навек,
что он не жмот, не раб, не скот, а - Человек.

Там, где бык чпокает быка,
не будет людям молока.

Когда елдонит баба бабу,
противно даже баобабу.

Напукали в Трубу кацапы и хохлы,
и газ в Европу вновь поплыл.

I’M SET

Between the stars in empty places
there are no human races.
On our planet there is.
But comes, some say, Apocalypse.
Doom’s day, they say, will come in time.
Meanwhile I drink cognac with juice of lime.
Again I’m set to fuck my wife.
Once more I tell: “Long live my Life!”

HEROIC DREAM

His dream is often like a mirror.
In it he sees himself a hero
He sees himself cool, tough and brave,
as if he swims alone on ocean wave.
In storm his ship was crashed and lost.
At last he sees an island’s coast.
He safely reaches a shore desired,
his aspirations are inspired.
In dream he fights with local people.
They’re twice him big or very little.
He wins a battle. He’s a king
like old Ali was once in ring.
He has a right to fuck all virgins.
In dream he is a sexy merger,
in dream he is a super male,
as mighty as a potent whale…
His dreamy mirror likes to lie,
and someone, may be, guesses why:
dreams always end in sunny light.
Awake he is a passive sodomite.

CRAZY GIRL

She couldn’t stand the shouting and noise.
She reads in silence poetry and prose.
She wants to stay on at a school.
She likes to knit the socks of wool.
She washes hands and face in cold water.
At home she’s an obeying daughter.
She doesn’t drink and doesn’t smoke,
about punks is not agog.
She likes the quiet country band.
The rock and rap she couldn’t stand.
She likes the Mozart’s melody.
She hates the bragging on TV.
She has less weight then other girls.
She likes to walk, to run, to waltz.
She’s cleaver, healthy, very pretty.
For all in need she has a pity.
She seeks in nature a sense of life.
She wants to love, to be a wife,
to raise the babies. Isn’t lazy.
That’s why some say that she is crazy.

IN SECRET

In secret say nothing
and listen what the stars
whisper about.
Your silence
is a right thing,
when around you
are noise and shout.
In secret don’t lie
especially to yourself.
Your truthfulness
beholds your life,
and to nobody
your soul sells.
In secret make love
tender and nice.
Just like
a couple of doves
after their flight
in eternal skies.
In secret find the word,
that’ll change for better
you and the hole world.

IN FIRE MOSCOW

In fire Moscow and it isn’t funny.
The air is the smoked, ached money.

Among the firemen was briefly seen
a big shot with plutonium in urine.

Inflamed some Georgians dance “lezginka”,
while drinking Russians sing “kalinka”.

All oil thieves sprinted away
in gleaming cars plucked “USA”.

But sodomites and lesbians
were scorched, like candles, in a trance.

Without them TV a little lasted,
overheated soon it blasted.

And what about me? I am in horror.
As if around me Gomorra.

I’m pleading God, “Give me a break!
Save me!” On this I am awake.

HYPOCRICY

When you tell me your lies,
I see my truth in your eyes.
When you lament, your soul cries,
I see my laugh in your eyes.
When you say: “I’m in paradise”,
I see my hell in your eyes.

Вновь метелица набегом
засучила рукава,
забросала ели снегом,
на берёзы – кружева.
Небо тучи уронило
на озябшие леса.
И меня заворожила
эта зимняя краса.
В беспредельном Мирозданье
есть страна с названьем Русь.
Гражданина её званьем
бесконечно я горжусь.

Хоть июнь, но погода не балует.
Засквозило опять в сосняке.
Над берёзами виснут усталые
тучи в сизой своей тоске.

Но когда успокоится сиверко,
припадёт отдохнуть на мох,
станут дали такими красивыми,
что сжимается сердце в комок.

И опять синева над полями,
золотое тепло в синеве,
и сверкают на солнце огнями
земляники рубины в траве.

Целительна лесная тишина,
когда вокруг вечерняя прохлада,
и торопиться никуда не надо,
когда осталось полчаса до сна.
Умолкло всё, и даже ветерок
не шелестит в березняке листвою.
Бесшумно покрывается росою
купальницы раскрывшийся цветок.
Целительна лесная тишина,
когда взойдёт рогатая луна,
когда, как синий воздух, невесом
приходит незаметно сон
на цыпочках и с пальцем на губах…
А где-то, в беспокойных городах,
на улицах, в зловонии бензинном,
снуют туда-сюда автомашины,
всю ночь горят рекламные витрины,
и децибелят пьяные дебилы.
А люди, полумертвы-полуживы,
ворочаясь в кошмарном полусне,
мечтают о целебной тишине.

Вьюги воют, холодные дуют ветра,
и лютует мороз от утра до утра.
Но в объятьях Земли дремлют зерна Добра.
Они знают: придёт Воскресенья пора.
Всемогущее Солнце растопит сверкающий снег.
Зерна в стеблях рванутся навстречу весне.
Вновь опять зацветут и поля, и леса.
Вновь услышим мы птиц и ручьёв голоса.
Вновь мы будем от счастья и радости петь,
женщин нежно любить, о потомстве радеть.
И не думать о том, когда в Землю уйдём.
Или только на время спокойно уснём?
Было так, и так будет всегда:
лето, осень, зима и весна -
жизнь по кругу во все времена.
А пока – холода, холода…

НОЙ

Летели птицы на закат.
Тень набегала на равнину.
Мрачнели тучи. Вдруг в набат
ударил гром. И ливень хлынул.

Внезапно воздух стал водой,
как в том сказанье о потопе.
Ковчега не построил Ной,
поскольку инструменты пропил.

Ной телевизор созерцал,
горластым лжепророкам внемля.
Прогноз погоды он узнал
из новостей программы «Время».

Вчера ещё мела позёмка,
был снег по-зимнему колюч.
Весь день над крышами посёлка
висела волчья шкура туч.

Сегодня нет в помине хмари.
Взойдя по синеве в зенит,
сугробы Солнце смело плавит,
и воздух искрами звенит.

Весне, как сказочный Емеля,
я поклониться вновь готов:
ведь скоро первое апреля –
день легковерных чудаков!

КУЛАЧНЫЙ БОЙ

Когда-то на Руси в почёте был кулачный бой,
как русская душа – и честный, и прямой.
Прославленный в сказаниях былинных
и в песнях, и в стихах поэтов именитых
кулачный бой - по правилам простой:
лежачего не бьют и ниже пояса не бьют,
и драться только кулаками.
И эти правила все чтут.
А если кто захочет бить ногами,
то он своей рискует головой.
Теперь не те бои и времена – не те.
Дерутся по системе «карате»,
где всё дозволено, бей в место ты любое,
чтобы взревел соперник и завыл от боли.
Ему ты кости поломай и почки «опусти».
Упал, - так добивай. И не прощай,
когда услышишь стон – «прости!».
Один из вас тут скажет мне с ухмылкой:
«Послушай, чел. Не лезь-ка ты в бутылку.
Отстал от жизни ты по простоте.
В кино сходи. Увидишь карате:
мент из угрозыска, невзрачный, но с усами,
обезоружил трех преступников ногами!
На тротуар без чувств их уложил,
поскольку карате, как надо, изучил.
А вот пример из жизни. Сам я видел.
Какой-то типчик девушку обидел.
Вступился за неё каратеист
и смял обидчика, как мнут бумажный лист.
Он, руки не пуская в ход,
ногами бил противника в живот.
Понятно почему: каратеист –
в оркестре ресторанном пианист!»…
Ты в чём-то прав, пожалуй, критик мой.
Но что поделать мне с собой?
Не по душе, друзья, мне карате,
в которой нету места доброте,
в которой грубая жестокость
и злая подлость подменили доблесть.
Когда опять я вижу: бьют ногами
в телеэкране или на татами,
на тихой улице, на звонкой танцплощадке,
мне на душе – и тяжело, и гадко.
Я не из тех, кто бредит стариной.
Но я предпочитаю честный бой,
в котором правила простые:
на голых кулаках, лежачего – не бьют,
и ниже пояса – не бьют, ногами никогда не бьют
и руку с миром подают
сопернику, когда он говорит «прости!»

ПАМЯТИ СОЛДАТА

Помнишь ли как цветами невестелись
и гудели шмелями луга?
В сорок первом с тобою не вместе ли
мы пошли в первый бой на врага?
И не вместе ли долгими зимами
к чёрной ленте фашистских траншей
под колючкой по минам ползли мы
среди молча застывших смертей.
Призывали к победе отвага
алым пламенем знамени шелк.
Ты вернулся. А я до рейхстага
пять последних шагов не дошёл.

Две мировые…Ну, а если третья?
Кто уцелеет, кто переживёт
по счёту двадцать первое столетье
кровавым, страшным веком назовёт.
Пусть сохранится всё:
леса, поля и реки,
и каждое живое существо.
Пусть торжествует в каждом человеке
любовь к Земле – обители его…
Заря горит всё ярче и нежнее.
Далёких звёзд холодный меркнет свет.
Мир на Земле – нет ничего важнее.
Жизнь на Земле – прекрасней её нет!

Догорало за рекой светило,
от забот полуденных устав.
Сердце понемногу загрустило,
но запела иволга в кустах.

И душа, встряхнувшись, подхватила
звучной флейты радостный мотив.
А луна над елями всходила,
рожки, словно уши, навострив.

ВЫСОТА ДЛЯ СМЕЛЬЧАКОВ

«Умный в гору не пойдёт,
умный гору обойдёт», -
скажут обязательно
вслед вам обыватели,
шустрые, серьёзные,
как жуки навозные.
В назиданьях нудные
пескари немудрые
издадут знакомый писк:
ни к чему нам этот риск!
Трус, он в гору не пойдёт,
трус, он гору обойдёт.
Малодушному она
устрашающе грозна…
Высота – для смельчаков,
остроумных чудаков,
пламенных искателей,
первооткрывателей.
Высь штурмуют смельчаки,
им вершины – маяки
мужества, дерзания
и самопознания.
Испокон стоит веков
на бесстрашии таком
славное отечество,
мир и человечество!

ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ

Снова осень. С ветвей осыпается медь.
Потянулись на юг журавлиные стаи.
Их нельзя повернуть. Они будут лететь,
даже если от стаи подранок отстанет.
По инстинкту миграций для всех журавлей
путь проложен Природой в небесном просторе,
как загадочный курс для онежских угрей
через тысячи миль в Саргассово море…
Истекают секунды. Закончен отсчёт.
На мгновенье ракета зависла над стартом.
К неизведанной выси она понесёт
добровольцев, землян-астронавтов.
Отправляются люди на поиск мечты.
В испытании духа – открытие истин.
И они долетят до зовущей звезды,
даже если в пути обрываются жизни.
Даже если…Но сердце велит: «Подожди,
журавли возвратятся к весеннему сроку!»
За окном начинают шептаться дожди.
Я. как птица к полёту, готовлюсь в дорогу.

БОЛОТО

Мхи и топи. В тишине
нудный клич канюка
На корявом старом пне
греется гадюка.

Королевой бытия
будто бы на троне
возлежит кольцом змея.
Кто её здесь тронет?

Всюду кочки вкривь и вкось
по ковру трясины.
Обрывает старый лось
веточки осины.

Знать, не зря в болото гать
проложил сохатый
Браконьеров не видать.
Благодать прохлады…

ЗВЁЗДЫ

Всем живущим звезды эти
светят миллионы лет.
Всяк живущий потому и смертен,
что его коснулся звездный свет.
Где истоки радостей, печали
этой невозможной красоты?
Тайны жизни скрыты за печатью
самой щедрой на добро звезды…
Вечереет. В солнечном закате
пламенеет молодая рожь.
На небесных россыпях, старатель,
самородки мудрости найдёшь.

ТЕЛЕФОН ДОВЕРИЯ

Беда ли случится, тоска ли заест, -
Вот номер, прошу вас, - звоните.
К надежде ведут телефонные нити,
к друзьям и любимым, которые есть.
А если вам счастье, как солнце сияет
и светлая радость улыбки дарит?
Вот номер, прошу вас, - звоните,
тому, кто, отчаясь, уже не мечтает,
а молча страдает и тихо грустит.
Пусть свяжут сердца телефонные нити.
Но только, прошу вас, не ждите.
Вот номер - звоните, звоните!

В чужих кроватях, под чужими крышами
я слушаю чужого ветра вой
и вспоминаю сад, заросший вишнями,
и синь родных небес над головой…
Чужие города, вокруг чужие лица,
чужие голоса звучат в ушах,-
от них тоскует, ноет и томится,
и сохнет русская душа.

К ВЕРШИНЕ

Бесчисленны дороги на равнине,
открытые, доступные для всех,
но путь стремящихся к вершине
тяжелый и один — наверх!
Пытаться покорить вершину бесполезно
тому, кто возомнил,
что он звезда,
на старых лаврах
возлежит помпезно,
дерзать и подниматься
перестав.
Сверкнули на мгновенье и забыты
за славу принимавшие успех.
Они сгорели, как метеориты.
А звезды поднимаются наверх.
Они и нас влекут
неудержимо
наверх,
к еще не взятой высоте,
и жажда подвига
сердцах неутолима
у тех,
кто верен долгу и мечте.
...Мерцают звезды
в небе черно-синем,
отважно к ним
стремится человек.
Бесчисленны дороги на равнине.
И лишь к вершине
путь один — наверх!

СОСНА

Растет сосна уже два века,
и нет в округе человека,
который мог бы рассказать,
что видел двести лет назад.

Сосна как будто бессловесна,
безмолвно высится над лесом
ее прямой шершавый ствол,
храня сиреневый простор.

Когда на дерево с разгону
бродяга-ветер налетит,
сосна качнется и застонет,
но даже в бурю устоит.

Пригреет, и сосна потеет,
из пор ее коры, как встарь,
течет слезинками по телу
душистый и густой янтарь.

Могучая сосна прекрасна,
а запахи смолы и хвои
мне наилучшее лекарство
от неудач и всякой хвори!

Человеку своих позиций
надо твердо держаться, друзья.
Для поэта они — как границы,
отступать от которых нельзя.
У меня есть моя граница:
нетерпимость ко всякой лжи.
Буду стойко за правду биться,
защищая ее рубежи.
У меня есть моя граница:
злу я ставлю стихами барьер,
помогая добру утвердиться,
долг и честь возводя в пример.
У меня есть моя границе:
мне Отчизна моя дорога.
Пусть попробует подступиться —
первым встречу ее врага.
Колосится под солнцем пшеница.
В чистом небе - одна бирюза.
Мир — Земле! Вот моя граница,
от которой ни шагу назад!

Вся наша жизнь есть акт свершенья,
миг побеждающий, живой –
метеоритное горенье
над удивлённой темнотой.

Жизнь коротка, как восклицанье,
как знак его в конце строки.
Но, словно вечности звучанье,
бессмертны Мудрости стихи!

Стонут серые сосны, качаясь.
Гонит ветер волну по реке.
Словно нет ни конца, ни края
этой сизой дождливой тоске.

Но когда успокоится сиверко,
припадёт отдохнуть на мох,
станут дали такими красивыми,
что сжимается сердце в комок.

ОСЕНЬ

В нудный плач облаков
кто поверит всерьёз.
Всем известно,
что осень плаксива.
Но она потому
нас доводит до слёз,
что всегда
так прощально красива.
И нельзя отвести
затуманенных глаз
от лесов
в ярко красочном цвете.
Словно ветер
куда-то уносит от нас
всё, что любим
и ценим на свете.
Словно кто-то, кто ждал,
уже больше не ждет,
словно чьё-то
любимое сердце не бьётся.
Словно нам неизвестно,
друзья, наперёд,
что весна непременно
вернётся.
Словно к дому родному
уже не успеть,
до свершенья мечты
не дожить...
Разрывает на части
небесную твердь.
И опять –
то светло, то дождит.

Пусть неплохо прогуляться по Луне.
Босиком, да по росе — привычней мне.
А в глазах ромашек радость —
на земле.
Губ моей любимой сладость —
на земле.
Дом родной и край родной —здесь,
на земле.
Предков праведный покой — здесь,
на земле.
Нас взрастила, накормила —
ты, земля.
Наша слава, наша сила —
ты, земля.
Нет души и сердца нет,
коль нет земли.
И не мил мне звездный свет,
коль нет земли.
Пусть прекрасно небо, все же
ближе мне земля, дороже!

ТОСКА СОМНЕНИЙ

Пусто, глухо и уныло
на усталом берегу.
Лето звонкое уплыло
в даль на песенном стругу.

Начиная путь неблизкий,
словно это им впервой,
вслед за летом гуси низко
полетели над рекой.

Всё сильнее и всё резче
сильных крыльев ровный мах.
Отсылает птиц далече
первых заморозков страх.

Или в тёплые широты
их своя мечта зовёт?
Или новые заботы
гонят в трудный перелёт?

Греет спелая рябина
эти стылые края.
Может быть, для птиц - чужбина
то, что родина моя?

Вознеслись с прощальным криком.
Стая в небе не видна.
Их молчанием великим
проводила тишина.

ПОТОМ И СЕЙЧАС

Мы мало думаем о том,
что будет после нас, «потом».
Сиюминутное «сейчас» –
вот, что волнует часто нас.

Корыстью мелочной живём,
с тоски и горя водку пьём,
о стену власти бьёмся лбом,
и хоть потоп для нас «потом».

Наш общий дом пошёл на слом.
Кругом вражда, разлад кругом.
Сейчас бы выжить. А потом?
А что «потом»? Зачем «потом»?

Ответов на вопросы нет
кому сто бед – один ответ.
Но для живущего Добром
его «сейчас» - других «потом».

Его «сейчас» – в борьбе со Злом,
чтоб стало лучше всем «потом».
И не отчается вовек
Добром живущий Человек.

И незаметно среди нас
Добро он делает сейчас.
Он создаёт трудом, умом
потомкам светлое «потом»!

Зеленым половодьем травы
опять в июле разлились.
То простодушны, то лукавы
цветы, куда ни оглянись.
Великолепная ватага,
один другого медовей.
Повис на кашке шмель-трудяга -
где взять нектар, ему видней.
Здесь нет былинки безымянной.
С пахучей мятой я знаком:
за вкус бодрящий и прохладный
ее прозвали холодком.
Порою слово много значит,
и, зная это, остряки
раздетый ветром одуванчик
поповской плешью нарекли.
Иду тропинкою лесною,
все звонче птичьи голоса.
А на земле следят за мною
фиалок синие глаза.

Beware of the silent dog,
beware of still water.
Beware of the morning frog,
if you're a battle trotter.
Beware of too eager friend,
of childless or too jealous woman.
Beware of unstable, shifty sand,
of politicians that look too human...
Beware doesn't mean to fear:
a silent dog is not a silent bear.

ДВУСТРОЧИЯ О ЖИЗНИ

Настали, говорят, повсюду времена плохие.
Не времена, а власти стали, знать, такие.

Желудка язва не от пищи, что едите.
А от того, что душу ест в беде, в обиде.

Скажу любителям подраться:
полезней кулаками почесаться.

Всё то, что в людях есть, не отрицаю.
Достоинства ценю. Пороки презираю.

Не будет лидера, вне всякого сомнения,
достойного одной хвалы, без осуждения.

«Глаз как алмаз» - дешёвый сказ.
Блестящий, твердый ум – он как алмаз.

Холодный осени пожар:
кострами вспыхнули осины,
и гроздья спелые рябины
как угли красные дрожат.
Берёзы опалил огонь
зари, которая не греет.
Клён равнодушно пламенеет,
роняя листья на ладонь.

Блевали подростки на плиты погостов.
Мерцала ночная звезда.
Сойти в Петушках оказалось непросто:
наш поезд летел в никуда.
Стучали колеса, скрипели вагоны,
свободу суля от забот.
Хохмили студенты. Бодались пагоны.
Храпел пенсионный народ.
Я думал о главном, я думал о важном
и водочку пил из горла.
Я ехал по самой прекрасной-ужасной
земле. что на свете была…
Дорога, дорога, ты знаешь так много
о доле моей непростой.
Дорога, дорога, спроси-ка у Бога,
когда он прервёт мой запой?
А в тамбуре Рашку анально-орально
елдонил Горбатый Цыган.
Смотрел Бог на это угрюмо-печально
и пил за стаканом стакан.
Дорога, дорога, ты знаешь так много
о жизни загробной, иной.
Дорога, дорога, спроси-ка у Бога,
когда он прервёт свой запой?..
В бутылке осталось совсем уж немножко.
Другую где взять? – вот вопрос.
Об этом рыдает в вагоне гармошка,
и вьётся дымок папирос.
Проблему решил я с Романом-евреем.
На пальце не стало кольца.
Налей самогону, алкаш Ерофеев.
Запою не будет конца!
Дорога, дорога, ты знаешь так много
о том, что зовётся судьбой.
Дорога, дорога, спроси-ка у Бога:
что будет со мной и страной?
Что будет со мной и страной?

До края наливай.
Я пью до дна.
Прости меня, прощай,
родная сторона!

Не скоро я увижу
тебя, Земля.
Ты будешь сердцу ближе,
чем дальше я.

Всё будет по иному
там, вдалеке.
Отдам я дань чужому
в моей строке.

Ни шороха, ни звука.
Я пью до дна.
Космическая скука,
полёта тишина.

А где же гении
интервремен?
Жду с нетерпением
их имен.

А где творения,
что на века?
В интерблуждении
они пока.

ЛЮБОВЬ К ПРИРОДЕ

Тянется к ромашке ваш ребёнок,
только встав из памперсов-пелёнок.
Радуется: бабочка порхает.
Грустно смотрит: листик опадает.
Млеет он от соловьиных песен.
Мир Природы детям интересен.
Папы, мамы, дедушки и бабушки,
помните, как вы играли в «ладушки»,
на лесной полянке, в многоцветьи.
Вы когда-то тоже были дети.
Вы дружили с каждою былинкой,
любовались росами-слезинками.
Помните восходы и закаты?
Было это всё-таки когда-то.
Ваши гены пишут эти с троки,
раскрывая памяти потоки.
Это с детства, люди, начинается
и, пока мы живы, не кончается.
Это в человеческой породе, -
то, что мы зовём любовь к Природе…
Мчатся со змеиным шипом
по шоссе «тойоты», «мерсы», «джипы»,
и в бензинной копоти и гари
видится нам прошлое едва ли.
Скорость в жизни – часто невезенье
или…лобовое столкновенье.

Утро улетучилось бесследно,
вместе с песней, отлетевшей с губ,
унесло украденную с неба
месяца алмазную серьгу.
Догорало в синеве светило.
От жары полуденной устав,
моё сердце о серьге грустило,
и рождалась песня на устах.
Без луны ночное небо странно.
Вслед за песней я к реке бегу,
погружаясь в молоко тумана,
отыскать пропавшую серьгу.

Умолкли птичьи голоса.
Роса траву осыпала.
Тараща кратеры- глаза,
луна из тучи выплыла.

Мерцают звёзды в тишине.
Речная гладь искрится.
Маяк надежды – свет в окне:
тому, кто ждёт, не спится.

НОЧНЫЕ ГОЛОСА

Ночь, как кошка, неслышно подкралась по крышам
и задёрнула шторы на каждом окне.
Я тихонько из дома уснувшего вышел
и направился в парк на свиданье к весне.
Церемонно построившись в ряд вдоль обочин,
фонари неотступно следили за мной.
Пахло терпкой смолой набухающих почек
и оттаявшей прелой травой.
Вновь весна чаровала меня тишиною,
обещая, как прежде, свершенье мечты.
Вдохновенье опять говорило со мною
о значении тайных святынь...
Вдруг до слуха коснулись какие-то звуки,
возникавшие будто в мерцании звёзд.
Там, куда простирались ещё обнажённые руки
тополей, лип, рябин и берёз.
То ли ветер свистел высоко-высоко,
то ли скрип от дверей позабытой квартиры?
То ли шёпот невнятный минувших веков,
то ли всхлипы галактик, повергнутых в чёрные дыры?
Это птицы летят. Говорливая стая за стаей.
Их весна торопит возвратиться домой.
На своих языках, надо мной пролетая,
говорят они между собой.
Кто же там наверху? Утки, гуси, зарянки,
славки, пеночки, соловьи?
И душа, словно в такт странной птичьей морзянки
загрустила опять о любви.
О любви –
той, что движет сердца пилигримов крылатых
проложивших по звёздным просторам маршрут
до гнезда, до крыльца, где скитальцев пернатых
после долгой разлуки и помнят, и ждут…
Грузовик задержался у семафора
и зловоньем солярки подснежник в газоне убил.
Тормоза зашипели. Безжалостный рокот мотора
голооса прилетающих птиц заглушил.

СКВОРЦЫ

Летят в ночи и днём,
дорогу зная,
Косяк за косяком,
за стаей стая.

Нельзя им не лететь
к родимой нови.
Лишь клетка или смерть
их остановит.

Летят, забыв про сны
и про усталость…
Нет Родине цены.
Она заждалась.

Дымкою синею
дали туманятся.
Нить паутинная
тянется, тянется.
Тянется, тянется
нить серебристая
там, где осанятся
ели искристые.
Там, где рябинники
нежно румянятся,
нить паутинная
тянется, тянется.
Словно нечаянно
нить обрывается
там, где печально
поля оголяются.

ЛЕС В ФЕВРАЛЕ

Задорно тенькает синица.
Скрипит тягуче свиристель.
Искрясь на солнце, как жар-птица,
желна долбит азартно ель.
Стрекочут радостно чечётки,
берёзы почки шелуша.
Стряхнув снежинку с красной чёлки,
щегол им вторит не спеша.
Лес и зимой не умолкает.
Пороша под ногой хрустит.
Метели пляску затевают.
Багульник льдинками звенит.

Спадает летнее тепло.
Оно уходит незаметно
в дожди и в тихий шепот ветра,
под лапы ели, где темно.
Бегут над лесом облака,
верхушки сосен задевая.
В туман укуталась река,
себя ночами согревая.
Орехи потемнели вдруг,
их ядра, рослые, тугие,
ложатся на ладони рук,
как будто бусы дорогие.
К земле колосья клонит рожь,
людей смиренно ожидая.
Над полем слышится галдеж
грачей, слетающихся в стаю.
В атаку бросились на пни,
сомкнув свои ряды, опята...
Быстрее догорают дни
в огне прохладного заката.

БЕРЁЗА

Воспевают поэты розы,
соловьиную к розам страсть.
Для меня нет душевней берёзы,
я люблю её белую стать.
Вот стоит она, зеленея,
ветви-кудри свои распустив.
В ней есенинская Рассея
призадумалась, загрустив.
Жгут морозы, и пьяница-ветер
налетает, терзает и гнёт.
Но на грубость она не ответит,
затаённо обиду снесёт.
Её боли – мне в сердце занозы.
Как сестра она мне, как мать.
Для меня нет душевней берёзы.
Я люблю её белую стать.

ВАСИЛЬКИ

Где небо синее реки
впадает в небо голубое,
срывают люди васильки,
входя в раздолье золотое.
Цветы, возможно, сорняки.
Но мы живём не только хлебом.
Плетут из васильков венки:
в них красота реки и неба!

Пруд по пояс глубиной,
ил, пиявки, слизкий камень...
Мчится небо надо мной
парусами-облаками.

Пляшут солнечные пятна
на воде и на траве.
Неоглядно, невозвратно
тает время в синеве.

Шелестит себе осока
ни о чем и в никуда.
И до счастья недалеко…
Как от неба до пруда.

Снег как белая страница,
все в ней пишут – зверь и птица.
Каждый свой имеет почерк.
Эти галочки - сорочьи.
Дальше – крестики на вид:
тетерева алфавит.
Почерк в почерк,
след на след.
Напетляет заяц строчек,
Так, что и конца им нет.
Отпечаток круглый, чёткий-
быстро прыгая двухчёткой,
в ельник поспешила скрыться
вездесущая куница.
Вдоль опушки, как по бровке,
след-аллюр лисы-огнёвки.
Здесь она помышковала,
ей одной полевки мало…
Снег как белая страница,
все в ней пишут – зверь и птица.
Почерк в почерк,
след на след.
Прочитает, кто захочет,
Тайн особых в тексте нет…

С космодрома стартует ракета.
На ней
кто-то хочет лететь
до Венеры.
Но признаться, друзья,
я люблю лошадей,
есть помимо ракет
рысаки-холстомеры.
Сердцу дорог
есенинский дуралей —
жеребенок,
догнать попытавшийся поезд...
С космодрома стартует ракета.
На ней...
Впрочем, разве для вас
это новость?
Я не против прогресса.
Решительно за!
Почитаю науку,
ведущую к новым высотам.
Ну а если печаль
затуманит глаза,
не из стали —
из нервов
природой я соткан.
И чем больше машин
на планете моей,
тем прекрасней,
дороже для нас
все живое...
Загораются звезды.
Пора лошадей
отпустить на раздолье в ночное.

Всё то, что было, будет,
а то, что будет, было.
Об этом старым людям
их мудрость говорила.
А молодость кричала:
«Мы всё начнем с начала!
Ценою нашей крови
добьёмся светлой нови!»

СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ

Первой капели
редкая звонница.
Лесу метели
всё ещё помнятся.

Высятся сосны-
мачты из бронзы.
В золоте кроны,
словно короны.

В синей низине
зябко осине.
Тонкие руки
тянет к подруге.

На голом откосе,
жарко берёзе.
Белое тело
порозовело.

В поле грачи
огненно-красные.
Солнца лучи
их перекрасили.

Снова согрела
землю весна.
Тихо запела
в сердце струна.

МОЕ НЕБО ЖИВЕТ НА ЗЕМЛЕ

Свет Луны серебрист и чуток,
ночь обманчивая тиха.
Отыскать бы небесное чудо
для простого, земного стиха!

Мысль умчалась в далекое завтра,
на бумаге оставив след.
У поэта судьба космонавта,
только небо его на Земле.

Просыпается, пробуждается
неземное в моем земном,
и стихами преображается
поэтический космодром!

Я Россией навек очарован,
снежной скатертью зимних полей,
нежным запахом вешних черемух —
это небо мое на Земле!

В белых платьях невесты-березы
косы вьют свои на заре.
Словно звездочки, светятся росы —
это небо мое на Земле!

Льются музыки светлые звуки,
песня в сердце звучит веселей.
Я целую любимой руки —
это небо мое на Земле!

Жизнь загадочна и прекрасна.
Синим пламенем на золе
искра вспыхнула и погасла —
это небо мое на Земле!

В огоньках электрической млечности,
в каждом городе и селе
вижу я торжество Человечности —
это небо мое на Земле!

А вам когда-нибудь случалось
ходить по росам при Луне
и слушать древний вечный хаос
в полночной сонной тишине?

А вам когда-нибудь мечталось
лететь к неведомым мирам,
и, если «да», то не казалось,
что вы уже бывали там?

Земля-планета нам знакома,
Она, как мать, нас всех роднит.
Да, это верно, здесь мы дома.
А кто-то, может быть, гостит?

Лес опять облачился в зеленый наряд,
и наполнился свежим теплом.
Журавли, на болоте танцуя, трубят,
муравьи подновляют свой дом.

Приумолкли ручьи, и в туманных низинах
для цветенья черемух настала пора.
Тянут вальдшнепы в сумерках синих.
Тарахтят на полях трактора.

Все короче, светлее становятся ночи.
Тем, кто любит, теперь не до сна:
им счастливую осень пророчит
уходящая в лето весна.

Я никогда не одинок.
Земля со мною неразлучна,
и это птичье многозвучье.
Мой друг - весенний ветерок.
Со мною старые друзья:
берёзы, сосны, липы, ели.
Со мной весёлые метели.
Без чистых рек мне жить нельзя.
Я никогда не одинок
среди лугов, полей, тропинок,
среди цветов, среди былинок.
Лесной родник - души исток.
Со мной страна и мой народ,
я с ними вместе нераздельно,
и наша сила беспредельна,
как этот звездный небосвод.

Земной, я на земле живу.
В ней моя радость, моя сила.
Она вскормила и взрастила
меня, как вешнюю траву.
Расправив плечи, я бегу
навстречу песням соловьиным.
Туманы бродят по низинам.
Роса сверкает на лугу.
В пору прощаний и дождей
не рвусь за перелетной птицей.
С родной землей не разлучиться:
в беде и в радости я с ней!
Люблю рассветов тишину,
закатов медленное пламя,
колосьев спелых желтизну,
дыханье ветра над полями.
Законом предков я живу
на этой праведной земле
и потому всех в дом зову:
хлеб на столе!

В РАДОСТИ И В ПЕЧАЛИ

Где и как хорошо не живи,
на родную сторонку потянет
объяснится ей в странной любви,
что с годами сильнее нас ранит.
Почему нас влечёт так туда, почему,
от уюта ударившись в бегство,
вновь спешим поклониться мы дому тому,
той земле, где прошло наше детство?
Вам ответит мудрец:
чем виднее, чем ближе дороги конец,
тем дороже, родней то, что было в начале.
Возвращаемся мы по веленью сердец.
Кто-то – в радости, кто-то – в печали.

ОГОНЬ НЕГАСНУЩИЙ

На бузине и на рябине
рубины вспыхнули опять.
Пошёл по клёну и осине
огонь негаснущий гулять

Крадётся синяя прохлада
из чащи леса на поля.
Шьёт для себя из листопада
рубашку новую земля.